любимейшая книга моего детства. читать дальшеЛюбимая больше, чем все три мушкетера, со всеми их десятилетиями, больше, чем то, что было в каменном веке, и то, что было на Олимпе в Древней Греции. Зачитанная "до дыр", до растрепавшегося корешка, до заученных наизусть строчек, до полнометражный снов по ночам с what-if историями. Потому что мне жутко не нравился финал. Ужасно переживала я от этой "несправедливости". Правда, странная я была девочка? Мужчина, наконец-таки настадавшись, получает полную безусловную амнистию, высокий чин и любимую женщину в придачу, а я чуть ли не в слезы. И особенно меня злило именно вот это последнее -- в придачу. Я никогда не любила Арабеллу Бишоп, как я никогда не любила Констанцию Бонасье. Ужас. Наверное, во всем виновато мое "неправильное" бескукольное детство, потому что по нашей дворовой статистике на двух девчонок было, кажется, семь или восемь ребят. Со всеми вытекающими. Мне нравилась Миледи. Вот. Но я отвлеклась. Я сейчас очень рада тому, что в детстве не смотрела ни одной экранизации Одиссеи, поэтому то кино, что сложилось в голове, было своим и правильным. Потому что все они были другими, и теперь экранизации ничего не смогут сделась -- я знаю, как все было на самом деле. Даже сейчас могу закрыть глаза и увижу Питера Блада таким, каким он должен быть -- всегда элегантным, в черном камзоле с белыми воротничком и манжетами, всегда очень сдержанный, спокойный, рассудительный, благородный. Очень умный и, конечно же, талантливый. Ну и так дальше можно долго продолжать, но не будем. С исторической точки зрения я понимаю, что было невозможно, что мир с каждым годом становился все меньше, что Карибское море становилось все меньше, нигде не спрячешься, что пиратство успешно искореняли, что подписывали мир, и некого было грабить "с благословения". Да, понимаю, и даже тогда, наверное, понимала, но все равно. Очень хотелось, чтобы он продолжал пиратствовать. Очень! От губурнатора в нем мне запомнился только один момент -- когда кто-то входит к нему в кабинет, а он сидит за столом, уперев в него локти и пальцы сплетены, а голова чуть наклонена вбок. Все. Меня даже сейчас уже можно выносить. И потом чем-нибудь долго отпаивать. И еще то, как он любил красивые вещи. Ему можно даже простить то, в честь кого он переименовал "Синко Льягас", потому что я очень любила этот корабль и было так жутко, когда Бладу пришлось его затопить. Самый тяжелый момент в книге. И еще, конечно, его чувство юмора, и то, что он смог остаться человеком в тех нечеловеческих условиях, в которых он оказался. И то, с каким достоинством он принял решение стать пиратом. "Ну что ж, раз пока единственный способ быть свободным -- это пиратствовать, значит, будем пиратствовать" Ну а наполовину мы ничего делать не умеем, поэтому держитесь! Лавасер, езжайте домой, женитесь, разводите коров, чтоли... А морское дело не для вас...
Вообще, конечно, это единственный момент, который мне по-настоящему не понравился. То, что написано в заголовке. Хуже финала. Это было так... так... неправильно. Ну да, любил он ее, ну да, не думал, что она о нем так плохо думает. Хотя, она ведь и не думала, сама ведь себя испугалась. Но то, что он запил, зарос и принял королевский патент -- это был ужас. Это было неправильно, это было нелогично. Хотелось пробиться через это стекло, на ту сторону книги и дать ему этой бутылкой по голове. Але! Очнись! Ты что творишь? Лагутенко, конечно, большой талант и как всегда прав, говоря, что это по любви. Но это было ужас что такое. Да все оправданно, да, я понимаю, почему он это делал и что пытался доказать, но это было нет.
Вот пока как-то так... Устала.