воскресенье, 19 ноября 2006
любимейшая книга моего детства.
читать дальшеЛюбимая больше, чем все три мушкетера, со всеми их десятилетиями, больше, чем то, что было в каменном веке, и то, что было на Олимпе в Древней Греции. Зачитанная "до дыр", до растрепавшегося корешка, до заученных наизусть строчек, до полнометражный снов по ночам с what-if историями. Потому что мне жутко не нравился финал. Ужасно переживала я от этой "несправедливости". Правда, странная я была девочка? Мужчина, наконец-таки настадавшись, получает полную безусловную амнистию, высокий чин и любимую женщину в придачу, а я чуть ли не в слезы. 
И особенно меня злило именно вот это последнее -- в придачу. Я никогда не любила Арабеллу Бишоп, как я никогда не любила Констанцию Бонасье. Ужас. Наверное, во всем виновато мое "неправильное" бескукольное детство, потому что по нашей дворовой статистике на двух девчонок было, кажется, семь или восемь ребят. Со всеми вытекающими. Мне нравилась Миледи. Вот. Но я отвлеклась. Я сейчас очень рада тому, что в детстве не смотрела ни одной экранизации Одиссеи, поэтому то кино, что сложилось в голове, было своим и правильным. Потому что все они были другими, и теперь экранизации ничего не смогут сделась -- я знаю, как все было на самом деле. Даже сейчас могу закрыть глаза и увижу Питера Блада таким, каким он должен быть -- всегда элегантным, в черном камзоле с белыми воротничком и манжетами, всегда очень сдержанный, спокойный, рассудительный, благородный. Очень умный и, конечно же, талантливый. Ну и так дальше можно долго продолжать, но не будем. С исторической точки зрения я понимаю, что было невозможно, что мир с каждым годом становился все меньше, что Карибское море становилось все меньше, нигде не спрячешься, что пиратство успешно искореняли, что подписывали мир, и некого было грабить "с благословения". Да, понимаю, и даже тогда, наверное, понимала, но все равно. Очень хотелось, чтобы он продолжал пиратствовать. Очень! От губурнатора в нем мне запомнился только один момент -- когда кто-то входит к нему в кабинет, а он сидит за столом, уперев в него локти и пальцы сплетены, а голова чуть наклонена вбок. Все. Меня даже сейчас уже можно выносить. И потом чем-нибудь долго отпаивать. И еще то, как он любил красивые вещи. Ему можно даже простить то, в честь кого он переименовал "Синко Льягас", потому что я очень любила этот корабль и было так жутко, когда Бладу пришлось его затопить. Самый тяжелый момент в книге. И еще, конечно, его чувство юмора, и то, что он смог остаться человеком в тех нечеловеческих условиях, в которых он оказался. И то, с каким достоинством он принял решение стать пиратом. "Ну что ж, раз пока единственный способ быть свободным -- это пиратствовать, значит, будем пиратствовать" Ну а наполовину мы ничего делать не умеем, поэтому держитесь! Лавасер, езжайте домой, женитесь, разводите коров, чтоли... А морское дело не для вас...
Вообще, конечно, это единственный момент, который мне по-настоящему не понравился. То, что написано в заголовке. Хуже финала. Это было так... так... неправильно. Ну да, любил он ее, ну да, не думал, что она о нем так плохо думает. Хотя, она ведь и не думала, сама ведь себя испугалась. Но то, что он запил, зарос и принял королевский патент -- это был ужас. Это было неправильно, это было нелогично. Хотелось пробиться через это стекло, на ту сторону книги и дать ему этой бутылкой по голове. Але! Очнись! Ты что творишь? Лагутенко, конечно, большой талант и как всегда прав, говоря, что это по любви. Но это было ужас что такое. Да все оправданно, да, я понимаю, почему он это делал и что пытался доказать, но это было нет.
Вот пока как-то так... Устала.
@музыка:
Youngbloodz -- I'mma Shine
@настроение:
вечернее
@темы:
da
-
-
19.11.2006 в 22:22В приятном, звучном голосе Блада звучали металлические нотки, несколько смягченные и приглушенные ирландским акцентом, которые не могли истребить даже долгие годы блужданий по чужим странам. Весь характер этого человека словно отражался в его голосе, то ласковом и обаятельном, когда нужно было кого-то уговаривать, то жестком и звучащем, как команда, когда следовало кому-то внушать повиновение. Внешность Блада заслуживала внимания: он был высок, худощав и смугл, как цыган. Из-под прямых черных бровей смотрели спокойные, но пронизывающие глаза, удивительно синие для такого смуглого лица. И этот взгляд и правильной формы нос гармонировали с твердой, решительной складкой его губ. Он одевался во все черное, как и подобало человеку его профессии, но на костюме его лежал отпечаток изящества, говорившего о хорошем вкусе. Все это было характерно скорее для искателя приключений, каким он прежде и был, чем для степенного медика, каким он стал сейчас. Его камзол из тонкого камлота <Камлот - тонкое сукно из верблюжьей шерсти> был обшит серебряным позументом, а манжеты рубашки и жабо украшались брабантскими кружевами. Пышный черный парик отличался столь же тщательной завивкой, как и парик любого вельможи из Уайтхолла <Уайтхолл - резиденция английского правительства.>.
Всё! Можно больше ничего не говорить
-
-
24.11.2006 в 20:37Барон надменно взглянул на капитана Блада, а потом высокомерно и чуть заметно кивнул головой каждому из представленных ему корсаров. Всем своим поведением он давал понять, что презирает их всех, и хотел, чтобы они это почувствовали. Поведение барона произвело на капитана Блада своеобразное действие - он был оскорблен таким приемом, и в нем заговорило чувство собственного достоинства, дремавшее в течение всего последнего времени. Ему стало стыдно за свой неряшливый вид, и это, вероятно, заставило его держаться еще более вызывающе. Жест, которым он поправил портупею, так, чтобы эфес его длинной шпаги оказался на виду у Ривароля, был почти намеком.
И когда Блад приказывает своим ребятам сесть, Ривароль уже роет копытом землю от злости. И когда он надевает шляпу, чтобы хоть как-то выделить себя, Блад делает то же самое. Yes!
Выражение лица де Ривароля стало еще более надменным. Он считал для себя бесчестьем сидеть за одним столом с этими разбойниками, полагая, что корсары должны были выслушать его стоя, за исключением, возможно, только одного Блада. И чтобы подчеркнуть разницу между собой и корсарами, он сделал единственное, что ему еще оставалось, - надел шляпу.
- Вот это совершенно правильно, - дружески заметил Блад. - Я и не заметил, что здесь сквозит. - И он надел свою широкополую шляпу с плюмажем.
Де Ривароль от гнева заметно вздрогнул и какое-то мгновение, прежде чем открыть рот, сдерживал себя, чтобы не вспылить. Де Кюсси было явно не по себе.
Я думаю, это очень хорошо, что Ривароль появился на горизоте. Он, конечно, свинья и все такое, но это было как раз то, что было нужно, чтоб привести Капитана Блада в чувство. Как у них челюсти попадали, когда они его на следующий день увидели!!!
Когда барон и де Кюсси сели обедать, негр-лакей доложил им о приходе капитана Блада. После того как де Ривароль раздраженно согласился его принять, в комнату вошел элегантно одетый джентльмен. На нем был дорогой черный камзол, отделанный серебром. Его смуглое, с правильными чертами лицо было тщательно выбрито. На воротник из тонких кружев падали длинные локоны парика. В правой руке джентльмен держал широкополую черную шляпу с плюмажем из красных страусовых перьев, а в левой - трость из черного дерева. Подвязки с пышными бантами из лент поддерживали его шелковые чулки. Черные розетки на башмаках были искусно отделаны золотом.
Де Ривароль и де Кюсси не сразу узнали Блада. Он выглядел сейчас на десять лет моложе. К нему полностью вернулось чувство прежнего достоинства, и даже внешностью он хотел подчеркнуть свое равенство с бароном. - Я пришел не вовремя, - вежливо извинился он. - Сожалею об этом, но мое дело не терпит отлагательств. Речь идет, господин де Кюсси, о капитане Волверстоне, которого вы арестовали.
-
-
03.12.2006 в 15:42-
-
03.12.2006 в 22:19-
-
03.12.2006 в 22:21-
-
03.12.2006 в 22:22-
-
03.12.2006 в 22:23